Наверное, только к концу своей жизни Линдгрен наконец-то примирилась со своим одиночеством, даже полюбила его. В одиночестве и спокойствии она нашла отдых для души. Она перестала любить шумные праздники на Рождество, с нетерпением дожидаясь момента, когда ее оставят наконец одну. На девяностолетие ей устроили помпезный юбилейный праздник, но единственное ее желание тогда было — «спрятаться от всех подальше, как маленькой зверушке в дремучем лесу». Именно на данном юбилее, тем не менее, восторжествовала справедливость, и под множество аплодирующих рук премьер-министр Швеции вручил писательнице чек, суммой в 7,6 миллиона крон. Такая сумма соответствует Нобелевской премии, и одна из малых наград, которая так и не была присуждена ей при жизни.
Позднее в Швеции ей присвоили титул «Человек года». Тогда она сказала: «Мне кажется, вы что-то напутали. Меня, полуслепую, глухую, и практически вышедшую из ума старуху, вы назначили человеком года. В будущем советую быть более осмотрительными — об этом может узнать широкая общественность!» Круги почитателей писательницы ширились. Увы, круг же близких ей людей таял каждый день. Ей удалось пережить смерть родителей, друзей, собственного сына, теперь ее трудно было напугать смертью. Жизнь — чудная штука, говорила она, такая долгая и все же так короткая.
После того, как скончался отец и брат любой телефонный разговор сестер — Астрид, Ингегерди Стины — начинался словами «смерть-смерть-смерть», будто бы это стало магическим заклинанием, которое избавляло их от ужаса перед наступающей неизвестностью. Так, наверно, было легче, выговориться сразу, принять это неизбежностью. Единственным, чего Астрид на самом деле боялась являлось что-то не успеть. Как –то не за долго до смерти в телевизионном интервью она с грустью неожиданно сказала: «Жить нужно так, чтобы можно было смириться со смертью».